Притворись нашей мамой. Дочери [Вторая жена Амира. Удальцовы] - Регина Янтарная

не надо было ее слушать: – Сама доеду, не приезжайте за мной. Вы меня позорите, выставляя маменькиной дочкой.

– Золотой, успокойся, – папа тяжело вздыхает.

– Она поправится? – невпопад интересуется Тима.

Мама рыдает пуще прежнего, сваливая всю вину на себя.

Переглядываемся с Аленкой, зная Лерку как облупленную, понимаем, что мама тут ни при чем! Сестра такая упрямица!

Видимо, за счет этой черты характера она так часто побеждает в спорте.

Через час уже входим в белую палату, пахнущую лекарствами.

– Лерчик, – бросаюсь к рыжей бестии. – Почему не позвонила?

– Блин, – обнимает меня одной рукой, – телефон потеряла. Потом оказалось, что в вещах остался. – А номера ничьи не помню, ты же знаешь какая у меня дырявая память на цифры.

– Рыжик мой, – мама бочком пролезает между нами к кровати.

– Мамочка, прости, пожалуйста, – жалобно тянет сестра.

– Уже! – обнимаются.

Чуть позже слышу разговор мамы с лечащим врачом.

– Дочка – спортсменка, у нее нельзя это отбирать. Она равняется на другую сестру, побеждает ради нее. Хочет держать планку.

– Удальцова, я вам уже сказал. Если у вас есть пятьдесят миллионов рублей, тогда в Германии из вашей дочери соберут киборга, и ей не придется уходить из спорта.

Вздрагиваю. Слезы бегут по щекам. Откуда у нас такие деньги?

Вытираю слезы ладонью. Я уже точно знаю, как поступлю. Если у Леры нет будущего, то и я брошу балет. Не предам сестру.

– У меня есть такие деньги, – мамины слова бьют обухом по голове.

– Мы едем в Германию.

Откуда?

Не важно. Не хочу знать. Главное, будущее Леры в наших заботливых любящих руках.

Вечером остаемся в палате – я, Алена, Лера. Аленка – чертовка хитро улыбается, достает из сумки толстую розовую книгу.

"Вторая жена Амира" автор Мак Юлий.

– Девчонки, это бомба, давайте я вам почитаю.

Переглядываемся с Леркой, прыскаем со смеху, но как всегда не хотим обижать младшую.

– Читай!

Через пятнадцать минут рыдаем на пару в голос.

Глава 11

Вторая жена Амира

Настоящее

Наташа Удальцова

Сжимаюсь в комочек, закручиваюсь в позу эмбриона. Подсознательно ищу у собственного тела защиты.

Хореографы учили с самого детства черпать силу в танце, в позе, в жесте.

Найти новое положение для замерзшего тела – это единственное, что поможет в данный момент.

– Замерзла? – мужской низкий голос проникает под кожу. Немного согревает. Амир – единственный человек из охраны, которому не безразлична моя судьба.

По крайней мере, так кажется. Хочется в это верить. Иначе можно сойти с ума от страха.

Мужские крепкие руки с татуировками драконов набрасывают мне на плечи тонкую шаль. От нее жутко разит нафталином. Морщусь, но брезгливо хватаю мягкие концы паутинчатой шали тонкими пальцами, заматываюсь в нее, завязываю узел на груди.

Парень касается меня теплыми пальцами, на мгновение становится стыдно. Щеки заливает румянец.

Кроме Вани – моего партнера по танцам, до меня никогда никто не дотрагивался из мужчин.

– Ты в порядке? – теплые пальцы Амира касаются пряди волос, упавшей на лицо, убирают ее нежно мне за ушко.

– Ты серьёзно? – срываюсь на нём. – Вы похитили меня, держите неизвестно где, и интересуетесь, в порядке ли я?

– Послушай, Рыжая, я здесь всего лишь охранник. Мой дядя привёз тебя на твою малую родину. Не я!

– Твой дядя? Значит, ты с ним заодно.

– С женщиной спорить, себе дороже, – смеется молодой человек. – Ты ничего не съела! Я беспокоюсь, – сочувственно двигает ко мне поднос.

– Хот-дог? Я балерина! Играю главную роль Жизели в выпускном спектакле. Хотя, кому я это рассказываю? Меня же похитили, когда я выходила из хореографического училища. Вы всё обо мне знаете! Так ведь? Говори! Не молчи! – слышу в своем голосе вопящие нотки отчаянья.

– Боюсь, с балетом придется завязать, – парень сочувственно улыбается.

– Я лучше умру!

– Умереть не получится. Всё равно тебя накормлю, чего бы мне это не стоило.

Сосиски и горчица воняют так, что подташнивает. Еле сдерживаю подкатывающую к горлу тошноту.

Но главная причина тошноты не в этом. Отвратительно осознавать, что снова несвободна.

Сегодня мне исполнилось восемнадцать, через месяц заканчиваю училище. Меня уже пригласили артисткой балета в Большой.

Всё как я мечтала! Не на главную роль. Нет. Но всё же я счастлива… была… до вчерашнего дня.

Вчера меня снова похитили.

– Принеси кусочек курицы и зелень, – прошу у парня, глядя в его добрые черные глаза.

– Умница! – гладит меня как ребенка по голове.

Засыпаю. Сквозь сон слышу неприятный мужской голос.

– Нотариус ждёт. Поехали, красавица.

Открываю глаза, со злостью смотрю на седовласого широкоплечего мужчину. Ему лет под шестьдесят. Я могла бы назвать его стариком, но язык не поворачивается. В нем чувствуется мощная жажда к жизни и деньгам.

– Не подходи ко мне, – шиплю, выставляя когти. Пока охрана зависает, набрасываюсь и оцарапываю его загорелую руку, увитую татуировками и черными волосами.

В ответ он хватает меня за руку, поднимает с кровати как пушинку.

– Нет! Не надо. Пустите!

– Замолчи, бестолочь! Подпишешь документы на участок и езжай домой! Разбежимся как в море корабли.

– Какой участок? – луплю на него обезумевшие глаза. – У меня ничего нет, мама всё отдала государству.

Мужчина громко хохочет.

– Господи, не всё?! – до меня доходит страшная правда. – Мы чего-то не знаем?

Меня везут к нотариусу.

– Так, – седовласая женщина с грозным лицом и тяжелой челюстью долго смотрит в документы, затем выплевывает: – где вторая?

– Что? – он недоуменно сверлит нотариуса наглым взглядом. – Вот она – хозяйка участка, подпишет договор передачи добровольно.

– Здесь должна стоять вторая подпись – ее матери. Только так земля будет предана окончательно новому хозяину, – женщина захлопывает папку с документами. – Свободны.

Выходим из кабинета. Не могу сдержаться, истерично заливисто смеюсь. Папа обхитрил всех. Разыграл многоходовки такие, которые по сей день никто не разгадал. Ни менты, ни бандиты, ни бизнесмены, ни мы с мамой.

– Зря радуешься! – седовласый Карабас-Барабас прищуривает гневно черные глаза, смотрит на меня так, будто прощается…

Меня снова запирают в комнате.

Нервы напряжены от ожидания, я вся один сплошной комок. Неужели, не успею сыграть в спектакле?

Утешает одно – общение с Амиром.

Он резкий, чеканит каждое слово, заглядывает в нутро темным черным взглядом, читает меня как открытую книгу, понимает. Взгляд черных как ночь глаз дарит надежду.

В один из дней Карабас снова посещает меня. В его руках телефонная трубка.

– Звони матери. Пусть прилетает завтра. Одна. Мои люди ее встретят.

– Нет, – мотаю головой. – Я не подставлю родную мать.

Шестое чувство подсказывает, что даже если мы подпишем документы, нас не отпустят.

– Мы честно выплачивали тебе твою